Она впервые в жизни смогла писать правой рукой
Разработчик из Екатеринбурга сделал бионический протез кисти для 17-летней челябинки.
Я видел чудо. Мы сидели в обычной уютной кухоньке в обычной панельной «трёшке», и повседневность этих декораций только усилила магический эффект, создаваемый предметом, который я держал в руках — бионический протез кисти, управляемый с датчика, крепящегося на бицепсе. Благодаря изящному техническому решению искусственная рука может даже взять электрическую лампу, не раздавив ее.
Этот удивительный протез в домашних условиях с нуля разработал и изготовил на собственные деньги екатеринбургский пиротехник и изобретатель Виктор Благодир. По его собственному признанию, до работы с проектом BeLimb — такое название получила работа над прототипом протеза — он даже толком не умел паять. Однако его настолько заворожила идея создания искусственной руки, что за три года ему удалось создать оригинальный прототип, который — внимание! — может стоить для конечного потребителя практически в десять раз дешевле зарубежного аналога.
Протез предназначен хрупкой 17-летней челябинке Ане, которая родилась без правой кисти и сейчас учится на скульптора в челябинском художественном училище. Работающий прототип почти готов, Аня не только примеряла его, но и даже попробовала впервые в жизни писать правой рукой, испытав шок от необычных ощущений. Разработка почти подошла к концу, и сейчас Виктор Благодир и Елена Сулима, отвечающая в BeLimb за связи с общественностью, ищут возможность укрепить протез, а также превратить его в высокотехнологичный гаджет, который сможет в мелочах облегчить жизнь многим людям с ограниченной подвижностью.
Об удивительной истории этого изделия, его перспективах и выигрышных сторонах в сравнении с зарубежными аналогами, Znak.com поговорил с участниками проекта.
— Как вы познакомились с Аней?
Елена Сулима: Виктор с Аней познакомились через меня. Я была на форуме уральской молодежи «Утро», который Росмолодежь устраивает каждый раз в новом городе. Тогда, по-моему, он проходил в Нефтеюганске. Меня выбрали представителем от Челябинска, мы все много рассказывали о своих проектах, много обсуждали их еще до выступлений. И ко мне подошла девушка из Челябинска, которая представляла свой собственный проект и оказалась преподавателем ЧХУ (Челябинского художественного училища. — Прим. авт.), где Аня сейчас и учится, собственно. Девушка отвечала за набор новых студентов, не знаю, как в вузах сейчас это называется. Она-то нам и рассказала, что сейчас к ней поступает девочка у которой нет руки. Я, говорит, на рисование ее пока не возьму, но мы ее отправим на скульптуру, смотри, может, вам будет интересно познакомиться.
Виктор Благодир и Аня (на переднем плане), Елена Сулима и Максим Бодягин
— Вы уже к тому моменту разрабатывали протез?
Виктор Благодир: Да.
Елена: Да, проект уже существовал, но не было человека, который бы помогал нам в реализации.
— То есть сначала проект был чисто абстрактной идеей сделать бионический протез кисти?
Виктор: Да.
— Идея появилась, потому что кто-то из ваших друзей работал дрессировщиком крокодилов?
Виктор: Это мой младший брат дрессирует крокодилов. (Смущенно смеется.)
— Он делает это в местах их обитания?
Елена: Нет, сначала он дрессировал их на крокодиловой ферме, а потом они обитали у него дома.
Виктор: Да, он работал на крокодиловой ферме в Екатеринбурге.
— Похоже, я маловато знаю о Екатеринбурге.
Виктор: На этой ферме, кстати, были очень крутые особи. Например, там были три крокодила, занесенных в Красную книгу, и их по всему миру осталось штук, наверное, триста. И он на протяжении двух лет проводил много времени с нильскими крокодилами, делал шоу. Но не это подтолкнуло меня к идее сделать бионический протез, это стало дополнительным бонусом. (Смеется.) Главным толчком стало происшествие с одним знакомым, который работает пиротехником. Однажды произошел взрыв, и ему оторвало кисти рук. Тогда и возникла мысль… Не то чтобы подстраховаться… Просто его ситуация показала, насколько в России сложно и дорого [получить протез]. Мы тогда всем [профессиональным] сообществом скидывались: Россия, Украина и Белоруссия собирали деньги. Потом я лично с ним общался, мы встречались в Москве, он был уже с обеими бионическими кистями. Я тогда задался вопросом: почему бионические протезы — это так сложно и так дорого?
Потом, когда я начал заниматься этим проектом, понял, как обстоят дела на рынке за рубежом и в России, и почему протезы столько стоят, и почему людям трудно получить такие протезы, в том числе от государства. Такие большие дотации бывают очень редко.
— На Science Slam’е в прошлом году вы показывали прототип, похожий на штурмовика из «Звездных войн» — такой беленький, пластиковый, блестящий. А сегодняшний похож на руку Саурона, металлизированный и брутальный. Как вообще протез изменился за это время?
Елена: За это время проект сильно изменился, поскольку прошел уже год. Тот прототип был красивенький, потому что был сделан из неокрашенного пластика. Это были первые пробные образцы. Сейчас он куда более функционален и приспособлен к тому, чтобы его носить. И мы подумали, что будет классно, если он будет металлический, крутой и вообще. Но это, конечно же, тоже рабочий вариант, потому что в дальнейшем протезы будут подгоняться под человеческую форму. Вообще, у нас дома можно выстроить целый ряд из прототипов.
Виктор: Их было много, несколько десятков вариантов. Каждый следующий вариант изменялся и дорабатывался. По дизайну тоже было много экспериментов. Сегодняшний протез — тоже дизайнерский эксперимент. Он не означает, что потребительский вариант будет выглядеть таким же образом.
— А на вас какой-то крутой дизайнер из Арха (екатеринбургской Архитектурной академии. — Прим. авт.) работает? Или вы сами творите, как можете?
Виктор: Сами.
— Слушайте, он же выглядит, как магический предмет. Он же реально шевелится! Как там все внутри устроено?
Виктор (после демонстрации основных возможностей протеза): В указательном пальце встроен так называемый «датчик обратной связи», регулирующий силу сжатия. Это опытный образец, и сами движки и платы не рассчитаны на длительную нагрузку. Соответственно, им пока нельзя поднимать тяжелые предметы, поскольку крепежи тоже пластиковые. Рыночный вариант должен содержать металлические вставки, надежные крепления, ну и сами комплектующие компоненты будут в совершенно иной ценовой категории. Чтобы можно было поднять, к примеру, сумку или рюкзак.
— А насколько эта история вообще монетизируема?
Виктор: С монетизацией пока большой вопрос. Это связано с рынком. У нас в России протезов такого типа мало и они дорогие. Соответственно, наш отечественный рынок пока не занят. Кто первым выйдет на рынок с готовым решением, тот, собственно, его и займет. А это — очень большие деньги. Наша цель — занять определенную ценовую нишу. Мы хотим, чтобы эта технология была доступна.
— Бюджетные протезы?
Виктор (Кивает.): Да, бюджетные протезы. Бюджетные бионические протезы.
— А вы сразу начинали проект с прицелом на монетизацию?
Виктор: Сначала это был научно-технический эксперимент. Захотелось попробовать сделать нечто подобное. Уже потом пришло понимание того, что доведение этой идеи до конца потребует денег. Больших денег. Потому что без финансовых вливаний прототип останется на нынешнем уровне и никому не поможет. И дело здесь не в бизнесе и не в зарабатывании денег, это просто необходимый инструмент для перехода на новый уровень, а без него никак.
— Правильно ли я понимаю, что вы сегодня исчерпали тот технический предел, который был вам доступен?
Виктор: Практически, да. У нас наступил важный момент, нам нужны инвестиции. Только благодаря им мы сможем продолжить работу. Денег надо много, минимум миллионов пять. (Вздыхает.) Это для обновления технической базы, чтобы докупить необходимое оборудование и собрать уже потребительский вариант из хороших мощных комплектующих. Сделать патент, привлечь специалистов по промышленному дизайну и так далее.
— У вас есть конкуренты в России?
Виктор: Есть несколько команд, три из них работают в Москве. Они находятся на этапе доработки.
Елена: Они зашли чуть дальше нас.
Виктор: У нас сейчас гонка, да.
— Скажите, а у вас есть какая-то изюминка, по сравнению с остальными?
Виктор: Датчика обратной связи нет ни у российских, ни у западных конкурентов. Это наша наработка. Суть у всех протезов одна — устройство берет предметы. Но начинка у всех разная. Способ связи с телом — датчики — тоже разный. Каждый старается привнести свою разработку, свою техническую идею.
— Как вы работаете с Аней? Часто видитесь?
Елена: Не так часто, мы же в разных городах живем. Это немного усложняет дело. Часто, когда нужно проверить ту или иную функцию, Вик может сделать это сам, просто держа прототип в руке. (В этот момент Виктор прикладывает датчик к своему бицепсу и демонстрирует, как можно управлять изделием.) Впервые Аня примерила протез и поняла совсем недавно, что это рабочая штука, которая дает ей возможность выполнить недоступное ранее действие. Она тогда впервые в жизни смогла писать правой рукой. У нее потом шок был часа два! (Смеется.) Мы очень хотим, чтобы она сделала дизайн руки, которую ей хочется. Но сейчас она слишком занята учебой, потому что, когда художник работает, он не спит, только работает-работает-работает. (Смеется.) Мы бы очень хотели предоставить ей прототип в постоянное пользование, чтобы получить обратную связь, но, как Вик уже сказал, он должен иметь другую электронику и быть из других материалов. Сейчас будем думать об этом и, возможно, открывать краудфандинг на эту тему.
Виктор: Учитывая то, что проект делается на личные деньги, ресурс не бесконечен.
— А вы с государством общались на эту тему? (Дружный хохот.)
Елена: Мы не так давно ходили к Ройзману, мэру Екатеринбурга. У нас был классный разговор.
Виктор: Мэр Екатеринбурга пока единственный человек, который нас как-то поддержал. Это слова не проплаченные, можете цитировать. Он сделал несколько звонков, потом к нам люди обращались, на нас выходили СМИ, «Роснано» написали нам письмо, что могут включить в список рекомендуемых проектов. Это круто. А до этого представители госструктур говорили одно и то же: «Вы молодцы, сделаете — приходите».
— Когда вы доделаете, вам зачем партнеры-то будут нужны? С рабочим протезом?
Виктор: В том-то и дело.
Елена: У нас такие разговоры были со всеми возможными и невозможными фондами. Есть такое слово «грантоежки», и таких команд хватает. Они входят в списки финансирования различных структур, и мы там уже не нужны. Недавно читали классную статью о том, что одной команде дали сначала 60 миллионов, потом еще 120! (Смеется.) И это на одной неделе только! И скорее всего, когда проекты, в которые вложено столько денег, наконец доделаются, то будут далеко не такими выгодными. Если все ориентируются примерно на одну цену протеза для потребителя — в 350–500 тысяч рублей в базовой комплектации, то сколько нужно будет заказов, чтобы отбить эти безумные миллионы?
Виктор: Цена для потребителя будет значительно выше.
Елена: Поскольку такие команды разработчиков поддерживаются самыми крутыми фондами, скорее всего с такими инвестиционными вложениями разработчики уже не имеют контрольного пакета собственных компаний, и инвесторы, возможно, будут диктовать им конечную потребительскую стоимость протеза.
— А у вас прямо все свое, полностью оригинальная разработка?
Елена: Все свое, все от сердца. (Хохочет.)
Виктор: Датчики свои, дизайн я делал, механика пальцев тоже моя, электронная начинка в плане подключения и разводки тоже моя, обратная связь тоже моя… По сути, все, за исключением платы «мозгов», движков, каких-нибудь винтиков и кнопки — все мое.
— А вы буржуйские аналоги руками трогали?
Елена: Да, я трогала такую руку. На выставке, посвященной реабилитации. Стоит 3,7 миллиона рублей. Причем для того, чтобы пользоваться ею так, как предполагает забугорный разработчик, ты должен задействовать свою здоровую руку. (Смеется.) Предполагается, что для задействования полного функционала ты должен включить свой смартфон и переключать режимы с него.
— Даже звучит неудобно.
Елена: Кстати, руку-то могут и хакнуть (взломать программное обеспечение. — Прим. авт.), потому что это — смартфон. (Хохочет.)
— В голове сразу рисуется киберпанковый сюжет: преступник задушил инвалида во сне, взломав софт на его протезе. Кстати, а вы какую конечную стоимость протеза для потребителя закладываете?
Виктор: В районе трехсот тысяч. Это реальная цена без ущерба для качества. Это хороший, надежный базовый функционал, может быть, немножко расширенный. Очень важны продолжительность работы и конечный вес устройства. В-третьих, очень важно сделать качественный культеприемник, потому что даже те варианты, которые сегодня есть на рынке, почему-то не предусматривают элементарной вентиляции, и рука потеет, начинает чесаться, идет раздражение — это все реальные истории.
Сложность еще и в том, что при натирании на руке образуется мозоль и пользователь неделю-две не может носить протез. Я недавно разговаривал с человеком, который мне об этом рассказывал: «Натер руку — протез неделю лежит».
— А в чем проблема? Сенсор перестает ловить команды из-за огрубления кожного покрова?
Виктор: Не в этом дело, страдает сам кожный покров. Для инвалидов это очень большая проблема, и все говорят, что этот момент почему-то не учитывается. Почему-то производители делают именно так.
Можно расширить функции, например, мы управляли протезом при помощи нейроинтерфейса. Надевают устройство на голову и управляют, фактически, силой мысли.
— А это возможно?
Виктор: Да, на данном этапе развития технологий, это возможно. Мы это делали. Дальше, он же не обязан быть просто протезом, он может работать как современный гаджет. Мы пробовали много таких опций. Например, управление мышкой через беспроводное подключение по Bluetooth, чипование для использования банковской карты и так далее.
— В подъезд зайти, используя предустановленный магнитный ключ?
Виктор: Да, открыть дверь в подъезд. Такое устройство может значительно облегчить жизнь человеку в каких-то мелочах. Недавно я разговаривал с одним человеком, использующим протез, у него одна из самых больших проблем — открыть ключом дверь. Не хватает силы сжатия пальцев. Взять-то ключ он может, а вот с усилием повернуть — не получается. Машину не может завести, например. Поэтому протез должен быть крепко сбитым, надежным и мощным.
Ну и желательно учитывать такие моменты, как водонепроницаемость. Например, изготовить специальную перчатку для улицы, чтобы изделие не пострадало во время дождя.
Большинство людей, использующих дорогие протезы, говорят о том, что они выходят с ними на какие-то мероприятия, а дома их использовать очень страшно, потому что кисть стоит два с половиной миллиона.
Случайно рука дернулась, пролил воду, залил электронику — всё! У тебя либо нет руки, либо нужно отправлять изделие за рубеж в ремонт за бешеные деньги. А уж если плату залил, ремонт может обойтись в треть цены устройства.
— Подвижность кончиков пальцев, конечных фаланг будет меняться или в этом нет смысла?
Виктор: Это можно сделать, но смысла действительно нет. В протезах ведущих фирм, работающих сейчас на рынке, используется та же форма, что и у нас. Подвижные передние фаланги — это лишнее слабое звено в конструкции.
— И что вы будете делать завтра-послезавтра со всем этим делом?
Виктор: Работы очень много. Мы обращаемся в различные фонды, сотрудничаем со СМИ, пытаемся «выйти в люди», чтобы на новом уровне привлечь внимание к проекту. Потому что на данном этапе нам уже нужна поддержка. Протез тоже еще не завершен. Нам нужна будет помощь конструкторского бюро для разработки деталей к станкам с ЧПУ, понадобится покупка оборудования, в том числе хорошего промышленного 3D-принтера для печати цельных деталей большего размера и лучшего качества. Намерены обратиться за поддержкой в протезно-ортопедическое мероприятие, к профессионалам в этой области, чтобы уточнить кое-какие моменты. Понадобятся специальные платы под нашу разводку, будем заказывать хорошие аккумуляторы, в общем, работы очень много. Цель — сделать доступный протез, которым можно будет пользоваться.
Источник: znak.com
